Он очнулся, когда над ним стояли люди и бойко обсуждали случившееся. Голова страшно болела, а рука будто бы лежала в какой-то холодной жиже. И ведь так оно и было: морозы ушли вместе с Масленицей и снегоуборочной техникой, и тротуар лежал в грязной каше.
- Пьяный, что ль? – поинтересовалась бабушка, которую впору назвать все же бабкой; она протиснулась сквозь небольшую толпу и тем самым взглядом, что она четверть часа назад выбирала себе путассу в магазинчике, быстро осмотрела всё вокруг. И грязную кашу, и холодную жижу, и мужчину средних лет, только что пришедшего в сознание.
Рядом на аварийке возвышался опустевший троллейбус. Водитель курил, зачем-то туда-сюда двигая боковое стекло. То ли чтобы дым уходил, что ли чтобы уходили тяжелые мысли.
- Да вроде не пьяный. Видимо, спешил, - отозвалась женщина в синем пуховике, чуть помоложе бабки. Она не сводила глаз с мужчины, прикрывавшего жижу. Не то чтобы она очень волновалась за его судьбу, просто событие стало едва ли не самым ярким в ее монотонной жизни офисной работницы.
Дедушка в редкой для наших дней длинной конусообразной бороде, покашливая каждые полминуты, с некоторым удовольствием стал рассказывать – вернее, повторять то, что он уже раза три до этого сообщал другим зевакам:
- Он стоял на остановке, почти у края тротуара. В руках телефон – сейчас время такое, все светят себе в глаза, ничего не замечая вокруг. Вот и этот. А тут троллейбус подошел. Ну и… задел своим зеркалом. Я всё сам видел – вон там стоял.
- Показалось, что аж звезды из глаз посыпались, - вмешалась с избитой присказкой женщина в пуховике.
Скорая отвезла в дальнюю больницу – ближе, говорили врачи, не принимали. Больница была по нынешнем временам подновленная, с плиточкой на стенах и зигзагообразным пандусом, похожим на деревенские металлические мостки через болота. Их, впрочем, несчастный не видел – он вновь потерял сознание.
Максим Евгеньевич – так звали потерпевшего – человек был добрый, отзывчивый. Причем отзывчивость он понимал так, как его мать: помощь другим людям важнее собственного благополучия. Сколько раз он давал случайным просителям последние двести-триста рублей, оставаясь без ужина, - не счесть.
Максим Евгеньевич при этом был до невозможности обидчивым. Но это не мешало ему постоянно оказываться в ситуациях, от которых окружающим становилось неловко.
Вот месяц назад знакомая попросила Максима Евгеньевича поделиться рецептом невероятно вкусного кекса, который готовила его мать. Максим Евгеньевич – ладно, с этой строки буду называть его просто Максимом, а то утомился – так загорелся, что весь вечер допытывал мать. В итоге на старом, но вполне чистом листе бумаги написал подробнейшую инструкцию. Вы не поверите: он ее даже перечитал раза четыре, чтобы не ошибиться.
И вот Максим уже на пороге квартиры своей знакомой: довольный, веселый, весь в предвкушении благодарности. Тянет листок. Девушка слегка отталкивает руку: она озабочена трубой под унитазом, откуда вдруг стала течь вода с неароматным запахом. Не обращая внимания на гостя, девушка вновь нажала на кнопку, чтобы смыть, - и струйка из трубы потекла сильнее. Не раздумывая, хозяйка выхватила бумагу из рук Максима и принялась заматывать унитазную трубу.
- Ой, прости, я не догадалась, - спустя несколько минут шокированного взгляда Максима произнесла девушка. Причем ей, судя по всему, не стало стыдно – она обыденно извинилась, будто наступила на ногу. И потому тут же добавила: - Ладно, давай в следующий раз заходи, а то, сам понимаешь, труба, а тут ты со своей бумажкой.
А сегодня Максим проходил через детскую площадку. Рядом на высокой лестнице вертелась девочка. Маленькая такая, лет пять где-то. Рука ее скользнула, и она не удержалась. Ударилась локтем и чуть было не упала на землю с двух метров. Максим в воздухе ее поймал. Стоит такой радостный, улыбается. Спас же, как-никак. Девочка тем временем это не оценила – и закричала.
- Папа! Папа-папа! Помоги!! – и в слезы.
Подбежал папа – и давай орать на Максима, мать его, Евгеньевича.
- Мне что, теперь вообще не отвернуться? – вопил отец. – Сразу ничтожные люди норовят детей обидеть? Тебя что, в детстве не обижали? Жизнь у тебя гнилая, что к детям пристаешь? Иди отсюда! Ходит тут!
От такой несправедливости у Максима едва глаза не намокли.
Он побрел на свою остановку. Ну и достал телефон, чтобы написать своему пожилому другу. Тот его всегда поддерживал в любой ситуации. Идет, не замечает ничего вокруг и самым подробным образом пересказывает случай на площадке. Причем старается: исправляет опечатки, стирает предложения, потом заново их пишет.
«Ну что, что я не так сделал? Почему он так со мной? Неужели у него даже не возникло мыслей, что я пытался…» Это были его последние слова в том самом сообщении другу. Максим не успел ничего отправить – вмешался троллейбус.
- Молодой какой. Наверное, спился, - бросила бабка, проходя мимо свежей могилы, где у деревянного креста была на скотч приклеена фотография Максима Евгеньевича.